бумаги, несколько книг… На полках, на подоконниках, на полу стояли вылепленные фигурки, еще мало чем отличающиеся от обычного, слегка помятого куска глины. Скульптор то присаживался к столу и брал карандаш, то вставал, побродив по комнате, подходил к окну и долго смотрел на заснеженные крыши домов, на белые сугробы, выросшие по обеим сторонам улицы.
Тогда, 9 января 1905 года, был такой же морозный день.
Снег скрипел под ногами тысяч людей. Недовольно скрипел, ворчливо. Словно хотел сказать людям: «Куда вы? Вер-ни-тесь!» Но люди шли. Со всех рабочих окраин — к царскому дворцу. Столько лет им твердили о добром «царе-батюшке», что не каждый мог отказаться от этой веры. И они шли. Несли петицию, ими же и написанную:
«Государь! Мы, рабочие и жители города С.-Петербурга, разных сословий, наши жены, дети и беспомощные старцы-родители, пришли к тебе, государь, искать правды и защиты.
Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся, как к рабам, которые должны терпеть свою горькую участь и молчать.
Мы и терпели, но нас толкают еще дальше и дальше в омут нищеты, бесправия и невежества, нас душат деспотизм и произвол, и мы задыхаемся. Нет больше сил, государь! Настал предел терпению. Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук».
Скульптор знал слова этой петиции. Вот они перед ним — на странице книги. Знал и ответ «царя-батюшки»: ружейные залпы, свист нагаек, кровь на снегу. Три дня назад он был на кладбище. Бывшем Преображенском, а теперь имени Жертв 9 Января. Был на закладке памятника. Создать памятник предложили ему — скульптору Матвею Генриховичу Манизеру — и архитектору В. Витману.
Скульптор читал книги, ходил на Дворцовую площадь и к Нарвским воротам. Нужно было понять, нет — увидеть тот день. Но ведь и он, тот день 9 января, не пришел вдруг с рассветом. Много других дней вели к нему, как много улиц вели с окраин к Дворцовой площади.
Кто был всему виною? Поп Гапон? Мастер Тетявкин, незаконно уволивший с Путиловского завода четырех рабочих? Да нет конечно! Виноваты сотни таких тетявкиных и гапонов, сотни капитанов и поручиков, командовавших: «Огонь!», целая свора «промышленных тузов», «господ-хозяев». Все вместе они назывались одним страшным словом «царизм».
Тетявкин был не просто злым самодуром, хозяйским холуем. Ну, выкинул он в конце декабря 1904 года не понравившихся ему рабочих — и весь тут сказ. А дальше — уже не Тетявкин. За Тетявкина вступились директор завода Смирнов, фабричный инспектор Чижов.
Весь завод встал стеной за уволенных. За справедливость встал. Да где ее искать, эту справедливость? У петербургского градоначальника Фуллона, что ли? Посылали и к нему депутацию, да все без толку.
И тогда 3 января 1905 года 13 тысяч путиловцев прекратили работу. Случай из ряда вон выходящий! Во время войны остановился завод, выпускающий для русской армии всю легкую артиллерию и сотни других военных заказов!
Вот уж никак не ждал градоначальник, что из-за четырех уволенных такой пожар разгорится! А дело-то было не только в них. Требовали стачечники 8-часового рабочего дня, отмены сверхурочных, повышения заработной платы, установления расценок с участием представителей от рабочих, обуздания мастеров. Требования путиловцев и обуховцам понятны были и рабочим Франко-Русского завода. Присоединились и они к стачке. Поддержали их рабочие Металлического завода, Невского судостроительного, железнодорожных мастерских Александровского вагоностроительного, Екатерингофской бумагопрядильни, Резиновой мануфактуры… К концу дня 5 января бастовало уже 26 тысяч человек.
Задуматься бы градоначальнику! Да больно он на попа Гапона надеялся. Министру внутренних дел писал, что, дескать, может тот «рассчитывать на спокойное течение стачки только при условии оставления священника Гапона и общества рабочих на свободе, так как через них воздержит рабочую массу от беспорядков». Градоначальник знал то, чего не знали рабочие. Был Гапон не только священником Петербургской пересыльной тюрьмы, но был еще и провокатором, платным агентом полиции.
Уже не первое десятилетие боролись жандармы с нарастающей революцией. Поначалу просто ловили борцов за лучшую долю народную, казнили их, по тюрьмам морили, на каторгу ссылали. Не помогло. Тогда хитрее способы придумали: стали засылать на заводы своих тайных агентов, а то и открывать с их помощью всякие «общества», которые отвлекали бы пролетариев от борьбы за свои права. Вот и Гапон такое общество открыл: «Собрание русских фабрично-заводских рабочих окраин Петербурга».
Вовсю старался Гапон отвлечь рабочих от «политики», от борьбы с царской властью, уговаривал требовать только повышения заработков, уменьшения рабочего дня. Из кожи лез вон, убеждая, что не равенства, не свободы добиваться надо, а бесплатного лечения, улучшения санитарных условий.
Большевики-ленинцы понимали, куда гнет Гапон, как могли разъясняли это рабочим. 5 января Петербургский комитет РСДРП в листовке «Ко всем рабочим Путиловского завода» писал: «Нам нужна политическая свобода, нам нужна свобода стачек, союзов, собраний; нам необходимы свободные рабочие газеты. Нам необходимо народное самоуправление (демократическая республика)». Стоило появиться этой листовке — воэлютовал Гапон! По данным департамента полиции, он «просил рабочих листков этих не читать, а уничтожать, разбрасывателей же гнать и никаких политических вопросов не затрагивать».
— Мирным, праздничным шествием с церковным пением да хоругвиями пойдем мы к государю нашему, — уговаривал поп-провокатор. — Скажем ему о горькой нашей доле, и велит он хозяевам не притеснять, не обижать работный люд. Петицию напишем, в собственные руки государю императору передадим.
«Такой дешевой ценой, как одна петиция, хотя бы и поданная попом, свободы не покупают, — писали большевики в обращении „Ко всем петербургским рабочим“. — Свобода покупается кровью. Свобода завоевывается с оружием в руках и в жестоких боях. Не просить царя и даже не требовать от него, не унижаться перед нашим заклятым врагом, а сбросить его с престола и выгнать вместе с ним всю самодержавную шайку — только таким путем можно завоевать свободу…»
…Матвей Генрихович Манизер захлопнул книгу. Да! Конечно! Центральной фигурой памятника должен быть рабочий-борец! Левой рукой он будет прижимать к сердцу урну с прахом павших товарищей, а правой, высоко взметнув ее вверх, будет призывать к борьбе. У ног должен стоять молот, а с наковальни свисать разбитые цепи.
Но очевидно, одной фигуры мало… Нужно сделать еще несколько бронзовых рельефов и на них рассказать о событиях 9 января.
Гапону тогда поверили десятки тысяч рабочих. Решили идти с ним к «царю-батюшке».
Гладились праздничные платья и платки, чистились полушубки и сапоги. К шествию готовились, как к празднику.
Царь тоже готовился. 8 тысяч солдат получили со складов боевые патроны.